|
Лангемак
был умным,
прекрасным,
высокообразованным
инженером.
Таким он
остался в
моей
памяти на
всю жизнь.
Автоматикой
ракеты,
которой
дали
индекс 217,
занимался
в
Ленинградской
Центральной
лаборатории
проводной
связи
инженер
Стеклов. Он
прислушался
к
Лангемаку,
и мы вместе
с ним
сделали
четырехкрылую
ракету
осесимметричной
схемы.
Лангемак
очень
много
помогал
нам в
работе. Поначалу
Королев
прохладно
отнесся к
осесимметричной
ракете.
Схема
казалась
ему
неправильной,
как он ее
называл,
экзотической.
Королев
был
сильным
организатором
и
необыкновенно
целеустремленным
человеком.
Однако по
теоретическим
вопросам
мы с ним
много и
часто
спорили.
Мне в этих
спорах
помогал
Лангемак,
Королеву
помогали
его
напористость
и
настойчивость. Проект
ракеты я
защищал на
ученом
совете
РНИИ. На
этом же
совете,
после меня,
защитил
свой
жидкостной
вариант
Щетинков.
Снаряжали,
проверяли
ракету и
собирали
пусковую
ферму в
РНИИ. Все
делали
своими
руками.
Испытания
проводили
на
Софринском
полигоне. В 1939 году Костиков прекратил разработку крылатых ракет, и весь институт подключил к “эрэсам”. Меня он назначил начальником расчетно-теоретического бюро. В моем бюро работали Михаил Клавдиевич Тихонравов, Евгений Сергеевич Щетинков, Иван Исидорович Гвай... Разумеется, руководил я этими людьми лишь номинально. Они сами знали, как и что им надо делать. В
октябре 1941
года
началась
эвакуация.
Костиков
был
отправлен
под
Ташкент, а я
уехал в
Билимбай.
Здесь, на
территории
трубного
завода,
разместились
конструкторское
бюро
Болховитинова
и завод № 468
НКАП.
Заводом
руководил
мой
товарищ по
МГУ
Алексей
Иванович
Привалов.
Предприятие
занималось
разработкой
и
производством
грузовых
парашютов
для
десантирования
грузов и
тяжелой
военной
техники, и
как раз
получило
задание
создать
большую
парашютную
систему. Я
предложил
Привалову
идею
ракетного
парашюта (РП)
с
пороховым
двигателем,
размещаемым
между
грузом и
куполом.
Привалов
заинтересовался,
и всю войну
и первые
послевоенные
годы
|
